— Убийство, — ошеломленно повторил Эрни. — Нет, я ни за что…

— Что? — резко спросил Майкл. Он снова схватил Эрни за локоть. — Что ты сказал?

Эрни посмотрел на отца. Его лицо опять стало похожим на маску.

— Я ни за что не подумал бы, что такое может случиться, — сказал он. — Вот и все, что я собирался сказать.

— Я только хочу, чтобы ты знал, — проговорил Майкл. — Они будут искать какой-нибудь мотив преступления. Пусть даже сомнительный. Они знают, что случилось с твоей машиной, и паренек Уэлч мог принимать участие в том деле — или что ты мог подумать, что он принимал участие. Дженкинс может прийти для разговора с тобой.

— Мне нечего скрывать, — Ну конечно, — Майкл вздохнул. — Ты опоздаешь на автобус.

— Да, — сказал Эрни. — Мне пора.

Однако он задержался еще немного. Его глаза внимательно смотрели на отца.

Майклу сделалось немного жарко. Он облизал пересохшие губы и проговорил:

— Продай ее, Эрни. Почему бы тебе не продать ее? Когда она будет полностью готова? Ты сможешь выручить много денег. Пару тысяч, может быть, три.

Казалось, Эрни снова чего-то испугался; впрочем, Майкл мог и ошибаться. Последние лучи солнца скрылись за горизонтом, и небольшой сад начал погружаться в темноту.

— Нет, пап, я не могу продать ее, — произнес Эрни мягко, точно разговаривал с ребенком. — Сейчас не могу. Я слишком много вложил в нее. Слишком много.

С этими словами он повернулся и пошел через сад к пешеходной дорожке. Вскоре звуки его шагов затихли в темноте за оградой.

Слишком много вложил в нее? Так ли? И что именно? Что именно ты вложил в нее, Эрни?

Майкл посмотрел на кучу пожухлых листьев, а потом обвел глазами весь сад. Почти везде лежали белые пятна снега, отчетливо проступавшие в сумерках и ожидавшие скорого пополнения. Ожидавшие зимы.

32. PЕГИНА И МАЙКЛ

Регина устала — с недавних пор она стала очень быстро уставать, — и они пошли в спальню задолго до прихода Эрни. Там они вяло и безрадостно позанимались любовью (в последнее время они почти всегда занимались любовью вяло и безрадостно, и у Майкла стало появляться неприятное чувство, что его супруга использовала половой орган мужа, как некую разновидность снотворного), а когда после лежали на своей двуспальной кровати, Майкл невзначай спросил:

— Как ты спала прошлой ночью?

— Неплохо. — ответила Регина. — А что?

— Я вставал часов в одиннадцать, и Эрни еще не спал.

— По-моему, я в час поднималась наверх, — проговорила Регина и поспешно добавила:

— Только для того, чтобы зайти в ванную комнату. И по пути заглянула к нему. — Она улыбнулась какой-то виноватой улыбкой. — Старые привычки долго не умирают, да?

— Пожалуй, — согласился Майкл.

— Он крепко спал. Зря он не одевает пижаму в холодное время.

— Он был в нижнем былье?

— Да.

Он замолчал, устыдившись себя. Вряд ли Регина могла ошибиться во времени — электронные часы, стоявшие на ее бюро, показывали часы и минуты так ярко, что принять одну цифру за другую было практически невозможно. Его сын находился здесь в час ночи, а Уэлч попал под машину в половине второго. За полчаса Эрни не мог одеться, выйти из дома, добраться до гаража Дарнелла и оттуда приехать на Кеннеди-драйв. Физически не мог.

Да он и не верил в это. Просто к нему в сердце закрался какой-то червячок сомнения, и, избавившись от него, Майкл мог спокойно заснуть.

Регина, лежавшая рядом с ним, заснуть не могла. Она прислушивалась к тишине и ждала, когда внизу хлопнет входная дверь, и это будет означать, что ее сын вернулся из внешнего мира.

Когда откроется и закроется дверь.., когда на лестнице послышатся шаги ее сына.., тогда она сможет заснуть.

Может быть.

33. ДЖЕНКИНС

Дженкинс появился у Дарнелла приблизительно без четверти восемь того же вечера. Эрни как раз закончил работу над Кристиной. Он заменил антенну, сломанную Реппертоном, на новую и последние пятнадцать минут просто сидел за рулем, слушая программу «Золотая кавалькада по пятницам», которую передавало радио WDIL. Эдди Кокран пел «Давайте все вместе!». Перед ним были «Я победил закон» Бобби Фоллера, «Кричи!» Бадди Холли и другие старые некоммерческие песенки.

Эрни медленно постукивал пальцами по приборной доске и рассеянно смотрел на ветровое стекло. Оно было совершенно новым, хотя он не покупал его (и не заменял), как не покупал (и тоже не заменял) обивку на сиденьях, распоротых Бадди и его дружками. Под капот он заглянул только один раз и сразу захлопнул крышку, ужаснувшись тому, что они сделали с двигателем.

Однако сейчас радиатор был целехонек, распределительная коробка стояла на месте, и свечи исправно подавали искру. Машина работала как новая.

Но были сны.

Ему снился Лебэй за рулем Кристины, Лебэй в армейской форме, перепачканной серо-голубой кладбищенской глиной. Кожа Лебэя почти истлела, и из-под нее высовывались белые кости. В глазницах черепа было пусто и темно (но что-то извивалось внутри — да, там что-то было). А затем зажигались передние фары Кристины и пронзали кого-то насквозь, как насекомое на белом квадрате почтовой бумаги. Кого-то знакомого.

Шатуна Уэлча?

Может быть. Но Эрни казалось, что лицо человека меняло черты с той же стремительностью, с какой Кристина приближалась к нему: то было лицо Реппертона, то Сэнди Галтона, то заплывшая физиономия Уилла Дарнелла.

Кто бы там ни был, он отпрыгивал в сторону, но Лебэй переключал Кристину на задний ход, двигая рычаг скоростей черными полусгнившими пальцами — на одном из них блестело обручальное кольцо, — а потом еще раз направлял машину на фигурку человека, бежавшего по улице. И когда Кристина снова настигала его, он в ужасе поворачивал голову, и Эрни узнавал лицо своей матери.., лицо Дэнниса Гилдера.., лицо Ли, опутанное растрепанными темно-белокурыми волосами.., и наконец свое собственное лицо с губами, перекошенными криком: «Нет! Нет! Нет!»

И, перекрывая все звуки, даже рев выхлопных труб (все-таки что-то было повреждено под днищем), раздавался торжествующий, пронзительный крик, вместе с черными брызгами вырывавшийся из сгнившей глотки Лебэя:

Вот ты где, говнюк! Ну как тебе это понравится?!

От тяжелого смертельного удара — такого сильного, что очки крутясь улетали куда-то в темноту, — Эрни просыпался в своей комнате и с облегчением ощущал себя живым. Он был жив, Лебэй был мертв, а Кристина была в полной сохранности. Три вещи, имевшие значение в окружающем их мире.

Но, Эрни, как ты повредил свою спину?

Какой-то ехидный, коварный внутренний голос задавал ему вопрос — и он боялся ответить.

Я поранил ее в Филли-Плэйнс, рассказывал он каждому. Один из разбитых автомобилей чуть не скатился с платформы, и мне пришлось поднимать его обратно, — ничего страшного; бывает и хуже. Так он говорил. И один автомобиль действительно чуть не скатился с платформы, и он действительно вталкивал его обратно, но разве так он поранил себе спину? Нет, не так.

В ту ночь, после того, как он и Ли нашли на стоянке Кристину, разбитую ко всем чертям, осевшую на спущенных шинах.., в ту ночь, когда в гараже Дарнелла уже никого не было.., он включил радио в офисе Уилла и поймал волну WDIL… Уилл доверял ему, почему бы и нет? Он помогал переправлять сигареты в другие штаты и два раза отвозил какие-то свертки в автомагазин, где парень в старом «челленджере-додже» менял их на почти такие же, немного меньшие. Эрни предполагал, что дело было связано с кокаином, но не был уверен.

В этих поездках Эрни пользовался автомобилем Уилла Дарнелла, "империалом* 1966 года. В его багажнике было двойное дно. Эрни оно не волновало.

Более важным ему казалось то, что теперь у него были ключи от гаража. Он мог прийти, когда все уже ушли. Как в ту ночь. Тогда он включил WDIL.., и потом.., потом…

Каким-то образом поранил себе спину.

Что он делал, когда поранил ее?