У меня было время, чтобы думать.., слишком много времени.

Времени, чтобы найти себе сотни имен за то, что думал о Ли. Времени смотреть в потолок моей комнаты и желать, чтобы я никогда в жизни не слышал об Эрни Каннингейме.., или о Ли Кэйбот.., или о Кристине.

ЧАСТЬ 2. ЭРНИ — ПЕСЕНКИ ТИНЭЙДЖЕРОВ О ЛЮБВИ

20. ВТОРАЯ ССОРА

Эрни Каннингейм получил официальное разрешение на эксплуатацию «плимута-фурии» в полдень 1 ноября 1978 года. Так закончился процесс, который на самом деле начался в вечер, когда Дэннис Гилдер помог Эрни заменить спустившее колесо автомобиля. Эрни уплатил акцизный сбор, налог на городские дороги и пошлину за регистрацию. В Бюро транспортных средств Монроэвилла ему выдали номерной знак HY-6241-J.

Из Монроэвилла он вернулся на машине, которую ему одолжил Уилл Дарнелл, а из гаража выехал за рулем Кристины. Он вел ее домой.

Его отец и мать вернулись из университета на один час позже. Ссора произошла почти сразу.

— Вы ее видели? — спросил Эрни, обращаясь больше к отцу, чем к матери. — Сегодня я зарегистрировал ее.

Он гордился собой; у него были причины гордиться собой. Кристина была тщательно вымыта и сияла в лучах осеннего солнца. На ней еще оставалось довольно много ржавчины, но она выглядела в тысячу раз лучше, чем в день, когда Эрни купил ее. Крылья, капот и заднее сиденье были новехонькими. Салон был вычищен до блеска. Стекла и хромированные детали сверкали так, будто их натирали несколько дней подряд.

— Да, я… — начал Майкл.

— Разумеется, мы ее видели, — перебила его Регина. Она яростно взбалтывала коктейль, плескавшийся в ручном миксере. — Мы чуть не наехали на нее. Я не хочу, чтобы она стояла здесь. Наш участок выглядит, как место для подержанных автомобилей.

— Мам! — вырвалось у ошеломленного и уязвленного Эрни.

Он посмотрел на Майкла, но Майкл встал и пошел в другую комнату — возможно, он решил, что ему тоже нужно выпить.

— Она нам не подходит, — сказала Регина Каннингейм. Ее лицо было бледнее обычного; пятна на щеках делали его похожим на клоунский грим. Она налила в стакан половину порции джина с тоником, отпила и сморщилась так, будто приняла горькое лекарство. — Отвези ее туда, где взял. Мне она не нравится, и я не хочу, чтобы она стояла здесь. Все.

— Отвезти назад? — переспросил Эрни, теперь уже обозленный. — Там она стоит мне двадцать баксов в неделю!

— Она обходится тебе гораздо дороже, — сказала Регина. Она допила коктейль и поставила стакан на стол. — На днях я заглянула в твою банковскую книжку…

— Что ты сделала? — У Эрни глаза полезли на лоб.

Она немного покраснела, но взгляда не отвела. Вернулся Майкл и с несчастным видом остановился в дверях.

— Я хотела знать, сколько ты потратил на эту проклятую машину. Что здесь такого странного? В следующем году тебе нужно поступать в колледж. Насколько я знаю, в Пенсильвании не так просто получить бесплатное образование.

— Поэтому ты пошла в мою комнату и рылась в моих вещах до тех пор, пока не нашла банковскую книжку? — тихо проговорил Эрни. Его серые глаза горели злостью. — Может, еще ты искала наркотики. Или порнографические журналы. А может быть, проверяла подтеки на простыне.

У Регины раскрылся рот. Она ожидала от него злости, но не ярости.

— Эрни! — заорал Майкл.

— А что, почему бы и нет? — в ответ закричал Эрни. — Я думал, что это мое дело. Сколько раз вы твердили, что я несу ответственность за него?

Регина перевела дыхание.

— Я очень разочарована твоим поведением, Арнольд. Ты ведешь себя, как…

— Не говори мне, как я себя веду! Что еще я должен чувствовать? Два с половиной месяца я работал над ней, а когда привез домой, то слышу, что должен отвезти обратно! Мне, наверно, следует плакать от счастья?

— Это не повод, чтобы разговаривать с матерью в таком тоне, — сказал Майкл. — И употреблять такие слова.

Регина протянула стакан мужу:

— Сделай мне еще что-нибудь выпить. Свежая бутылка джина стоит в шкафу.

Майкл Каннингейм посмотрел на жену, на сына, снова на жену. В обоих он увидел непоколебимую решимость. Захватив пустой стакан, он вышел из кухни.

Регина мрачно оглядела сына. Она не хотела упускать шанса выбить тот клин, который с самого лета засел в их отношениях.

— В июле у тебя в банке лежало почти четыре тысячи долларов, — сказала она. — Приблизительно три четверти ты должен был потратить…

— О, так ты давно все подсчитала? — перебил ее Эрни. Он сел на стул, не спуская глаз с матери. В его голосе послышались презрительные нотки. — Мам, а почему ты просто не перевела эти деньги на свой счет?

— Потому что до недавних пор ты сам знал, для чего предназначались эти деньги. Но в последние два месяца твоя голова была занята только машиной, а теперь еще и девочками. Ты как будто свихнулся на том и на другом.

— Благодарю. Это самое объективное мнение о моем образе жизни.

— В июле у тебя было почти четыре тысячи долларов. На твое образование, Эрни. На твое образование. Сейчас у тебя осталось две тысячи восемьсот. За два месяца ты потратил тысячу двести. Вот почему я не хочу видеть твоей машины. Ты должен меня понять. По-моему…

— Послушай…

— ..ты не знаешь цену денег.

— Могу я сказать тебе пару вещей?

— Нет, не можешь, Эрни, — решительно отрезала она. — Я не хочу ничего слушать.

Майкл вернулся со стаканом, наполовину наполненным джином. Он достал из бара тоник, добавил в стакан и протянул Регине. Она выпила и снова поморщилась. Эрни сидел на стуле рядом с телевизором и задумчиво смотрел на нее.

— Ты учишь студентов? — спросил он. — Ты учишь студентов, и это твоя позиция?

— Я сказала. Остальные могут заткнуться.

— Великолепно. Мне жаль твоих студентов.

— Следи за собой, Эрни, — проговорила она, указывая на него пальцем. — Следи за собой.

— Могу я сказать тебе пару вещей или нет?

— Выкладывай. Но они не будут иметь никакого значения.

Майкл откашлялся.

— Я думаю, Эрни прав. Это едва ли конструктивная пози…

Она резко повернулась к нему:

— Ни слова от тебя, слышишь? Майкл потупился.

— Первое, — сказал Эрни, — если бы ты внимательней посмотрела в мою банковскую книжку, то заметила бы, что в первую неделю сентября я потратил две тысячи двести долларов. Мне нужно было купить новую переднюю часть для Кристины.

— Ты говоришь так, как будто гордишься собой.

— Да, я горжусь собой. — Он спокойно выдержал ее взгляд. — Я сам поставил ее, мне никто не помогал. И я хорошо сделал свою работу — она с виду ничем не отличается от заводской. Но с тех пор мой счет увеличился на шестьсот долларов. Уиллу Дарнеллу понравилось, как я работаю, и он платит мне по шестьсот долларов в месяц. Если к этим сбережениям прибавить деньги, которые он платит мне за ремонт старых автомобилей, то к концу учебного года у меня будет уже четыре тысячи шестьсот долларов. А если я буду работать и следующим летом, то ко времени поступления в колледж накоплю почти семь тысяч долларов.

— Они тебе не помогут, если ты плохо окончишь школу, — возразила она, решив перевести разговор на другую тему. — Ты стал получать неважные отметки.

— Это не имеет значения.

— То есть как «не имеет значения»? У тебя отставание по дифференциальному исчислению! На прошлой неделе мы получили красную карточку! Красные карточки высылались родителям детей, чья успеваемость на студенческих курсах была ниже допустимой.

— Это результат одного-единственного экзамена. Вы знаете, что в целом у меня вполне приличная успеваемость…

— Она снизится! — резко сказала она и шагнула к нему. — Красная карточка — это только начало, можешь поверить мне и твоему отцу.

Эрни встал со стула и улыбнулся; Регина враждебно посмотрела на него.

— Хорошо, — сказал он. — Пусть она стоит здесь до конца экзаменов. Если я не наберу нужного количества баллов, то продам ее Дарнеллу. Он с удовольствием купит машину, потому что сейчас она в хорошем состоянии. Со временем она будет только улучшаться. — Эрни задумался. — Я даже больше скажу. Я избавлюсь от машины в том случае, если в течение всего семестра не буду иметь примерной успеваемости по исчислению.